Он — столп советской культуры, создатель самого канона соцреализма: и всё же, разве не его обвиняли в "формализме", едва не преступлении? Он создавал для государства — для эпохи — образы, которые становились самим лицом времени, но официальное признание пришло к нему, когда сердце его уже било сбивчиво, едва живое. Почему? Он возвёл на пьедестал холодных титанов — богов и героев без тени сомнения, но тем же движением кисти умел раскрывать трепет живого, земного чувства: жизнь, страсть, боль. Что в нем было важнее — незыблемый монумент или оголённый нерв? В даре Дейнеки словно не было предела: противоречия и возможности сосуществовали внутри него, как свет и тень в его полотнах. Кто был способен так же свободно властвовать сразу над монументом и карикатурой, графикой и витражом, живописью и плакатом? Кто ещё мог так отчаянно искать себя и мир во всех жанрах сразу? Давайте всмотримся в его картины, прикоснёмся к хрупкой линии карандаша, ощутим резкий зов плаката и прохладу мозаики. Это размах и трагедия неприкаянности — или безудержная свобода великого художника? Это широкое дыхание гения — или вечная жажда быть и не быть одновременно?